Серёге шили дело мусора,
Оперативно-следственной бригадой.
Кололи с утра и до утра,
Как топором дрова рубили гады.
Серёга не кололся всё никак,
А вешали м*нты ему немало —
Пять грабежей, разбой, один мокряк,
Следачка-с*чка вышкою пугала.
По камере вели работу с ним
Две утки из ментовской агентуры.
И даже на допросы приходил
Начальник областной прокуратуры.
И с виду никазистый паренёк —
Серёга, да я с детства его знаю,
Молчал, и им всем было невдомёк,
Зачем он всё так твёрдо отрицает.
Не понимали эти мусора,
Шептали адвокатишки — покайся.
Совет он помнил старого вора:
Ни в чём и никогда не признавайся.
Ни в чём и никогда не признавайся.
Тот вор седой сидел почти всю жизнь,
Серёге он на дальней пересылке
Преподавал урок с названием «Жизнь»,
Под сердцем обозлённым топил льдинки.
Старик тот сгинул в топках лагерей,
Но не забыть слова, как не старайся:
«Серёга, если ты среди зверей,
Ни в чём и никогда не признавайся.
Серёга, если ты среди зверей,
Ни в чём и никогда не признавайся.»
Подшили дело в толстых пять томов,
Где шесть статей и восемь эпизодов.
Я не припомню в памяти судов,
Чтоб в зале было столько же народу.
Пыхтели адвокаты, прокурор
Давил всё на судью что было силы,
И молча встали, будет приговор
И зал затих, как будто все в могиле.
И ровный голос слышу я судьи,
По всем статьям и всем же эпизодам.
Всех веских доказательств не нашли-
Серегу отпускают на свободу.
И вечером по рюмочке поддав,
За нравственность, что всё-таки бывает.
Серёга рассказал мне о словах,
С которыми по жизни он шагает —
Конечно, я не в чем не виноват,
Но мало ли сидит не виноватых,
Оденут в черный лагерный бушлат,
И повезут в вагонах по этапу.
Безгрешных мало на большой земле,
Но есть господь, и перед ним покайся,
А если просят каяться в тюрьме —
Ни в чём и никогда не признавайся.
А если просят каяться в тюрьме —
Ни в чём и никогда не признавайся.
