Олег Митяев

Вот и снова грибная пора —Редкий штиль в суете городской.Можно снова летать до утраНад притихшею летней Москвой.Не понятен, и прост мой порок:Постою у окна, помолюсь.Допивая сиреневый смог,Город включит созвездия люстр. И оттолкнувшись от оконного креста,Как тень листа, я стану легок.

Она была актрисой, а он простой полярник,И каждому понятно: из этой маетыОбычно не выходит ни тортик и ни пряник.Дай бог, чтоб все утихло и не стряслось беды. Тем более, что оба давно уж не свободны —И он всегда в разъездах, она всегда с другим.А наставленья мамы здесь вовсе не пригодны —

В городке периферийномОтдает весна бензином,Дремлет сладко замороченный народ.И редеет мгла над трассой,На которой белой краскойНаписал какой-то местный идиот: «С добрым утром, любимая!» —Крупными буквами,«С добрым утром, любимая!» —Не жалея белил.

Давай с тобой поговорим, прости, не знаю как зовут.Но открывается другим, все то, что близким берегут.Ты скажешь: «Все наоборот, согласно логике вещей»,Но это редкий поворот, а, может, нет его вообще. Ты помнишь, верили всерьез во все, что ветер принесет.Сейчас же хочется до слез, а вот не верится —

Неровность вычурная крыш течет за горизонт.Семнадцатый квартал. Париж. Чуть вздрагивает зонт.И женщина французская,серьезна и милаСпешит сквозь утро тусклое — должно быть, проспала… И тем, кто встретится с ней улочкою узкою,Не догадаться — здесь у всех свои дела-Она хоть бывшая, но

Пахли снегом облака и дымом паровоза.На торговой площади в шеснадцатом году.И гуляла ярмарка от церкви до извоза.Хоть падали замёрзшие вороны на лету.Попрошайки щурились, ах как бы не обидели.Шарили карманники и дрались мужики.И монашка тоненько просила для обители.И в кружку ей железную, стучали медяки.