Александр Розенбаум

Ей-богу, грех в такую ночьНе выйти на свиданье к городу и снегуНа улицы, уставшие от бегаОбветренных машин.Увидеть отражение душиВ колодце чёрного двораИ вспомнить, вспомнить,вспомнить про вчера,Уснувшее в заснеженной,Уснувшее в заснеженной,Уснувшее в заснеженнойтиши, тиши, тиши…

Меня не посадить – я это твёрдо знаю,Пусть отдохнут пока «казённые» дома.Меня не посадить, хотя давно пугают,Меня не посадить – я сам себе тюрьма. Я сам себе тюрьма, нет камеры надёжней,Давно томится в ней души моей рассказ.Меня не посадить, хоть это так возможно,Меня не посадить ни завтра, ни сейчас.

Хорошо было, плохо ли,В синем платье «горохами»Приходила милая по ночам.Верил, что откроет все двериК свету твоя печаль.Верил, что откроет все двериК свету твоя печаль. Знать, в апреле гроза нова,Вот и мы с тобой зановоНашу жизнь делаем по весне,Строим, ладен дом наш и строен,Небу над ним синеть.

Если голос мой вдруг замолчит,Ты не плачь, гитара, не кричи.Горький вкус лозой рождённых винИ неистовство лавин,Глубину единственной любви зови… Если голос станет мой немым,Знай, что виноваты в том не мы,В том вина сошедших с гор лавин,Молодых и терпких винИ моей чуть-чуть несбывшейся любви.

Мои руки – Балтийский завод,Моё сердце – Дворцовая площадь.В моих жилах струится Нева.Грудь жжёт Марсова поля огонь.Петербургский не женится князьНа московской купеческой дочке.Ленинград, Ленинград,Никогда не расстанусь с тобой. Город Пушкина, город Петра,От тебя без ума заграница.

Прохудилися карманы,Да зашить их некому,Вот и шляюсь в стельку пьяный,Бегаю от зеркала. Даже рупь не держитсяНи в руках, ни в присказке,А где-то жизнь вертится,Далеко ли, близко ли. За горою, за морем –Где ж ты, суматошная?А в тихой моей заводиЧерти дохнут – тошно им. Седина ли в бороду,Бес в ребро –

Расчудил мороз на стёклах, на узорчатых,И Полкан заснул в натопленых сенях.Доставай-ка, тётя Маня, помидорчики,Собирай на стол, любезная моя. Ах, тётя Маня, что же ты со мною сделала?К твоим морщинистым рукам я прикипел.И в лето красное, и в зиму белуюПрипасть губами к твоим пальцам я хотел.

Публика зал заполняет собою,Пульс где-то в левом плече.Я снаряжаю гитару к бою,Близится время «Ч». Пальцем большим набиваю патроныВ деку – свой пулемёт,Скоро ракета светом зелёнымБросит меня вперёд. Предохранитель – вниз до упора,Очередь – от живота.Я обожаю расстреливать город!

Я срок переходил.Под сердцем плод тяжёлый.Боюсь, что мёртвоеРожу теперь дитя.А доктора мои – ханыги и пижоны,Им не понять самим, чего они хотят. А коль стихи умрут,Свет белый не обидев,Так для чего живётТот, кто грешил в ночи,Тот, кто ласкал перо,В нём женщину увидя,И кто, прикуривая, пальцы жёгНа пламени свечи?

К дому путь-дороженькаДалека,Да трёхрядка рвёт меха,Ох, лиха!С песнями да гиканьем,С шашками да пикамиЕдут, едут кубанцыПо верхам. Там, где дурью маетсяМеньший брат,Зреет, наливаетсяВиноград.За плетнями-тынамиДядьки чарки сдвинули –Ждут батьки родимыеВ дом солдат. Всё ближе, ближе к дому казаки,Уже знакомый ветер у щеки.